К синему богу. Андрис Лиепа открывает в Москве Дягилевские сезоны

На три дня музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко сменит занавес. С 19 по 21 декабря в его помещении фонд имени Мариса Лиепы проводит фестиваль, на котором можно будет увидеть семь восстановленных спектаклей из репертуара дягилевских «Русских сезонов» и полюбоваться уникальным занавесом Les Saisons Russes, перемещающим зрителей в мир искусства начала прошлого века.

19 декабря Николай Цискаридзе и Илзе Лиепа представят «Синего Бога» — балет, созданный при Дягилеве и никогда после него прежде не восстанавливавшийся (Цискаридзе станет вторым после Нижинского, кто танцевал «Синего Бога»). В этот же день Ирма Ниорадзе и Илья Кузнецов будут танцевать «Тамар». 20 декабря нас ждут «Жар-птица» и «Болеро», а 21 декабря Николай Цискаридзе исполнит три дягилевских балета: «Послеполуденный отдых фавна», «Видение розы» и «Шехерезада». За пультом будет стоять маэстро Владимир Спиваков.

Художественное руководство проектом осуществляется Андрисом Лиепой совместно с народным артистом России Андреем Петровым при участии театра «Кремлевский балет». Для любителей балета перед Рождеством это станет настоящим подарком, хотя, казалось бы, Москва на сегодняшний день просто перекормлена спектаклями. Но в данном случае зрителей ожидает действительно нечто особенное. На «деловом завтраке» в «Российской газете» с хореографом и режиссером Андрисом Лиепой мы не только обсудили, как сегодня вырваться из буден и перевоплотиться в дух розы, но и фактически это увидели, пожалев, что газетная бумага не передает запахи, а фотография фиксирует только лишь одно мгновение. Из тысячи запомнившихся.

 

Les Saisons Russes

Андрис Лиепа: «Русские сезоны» до сих пор несут в себе энергетику великолепных постановок с очень достойной хореографией, которая не устарела за 100 лет. Но моей основной идеей было не только восстановление старых спектаклей. Мне бы хотелось, чтобы «Русские сезоны» продолжали жить той жизнью, которую они обрели при Дягилеве. Свой проект мы назвали «Русские сезоны. XXI век», и в его рамках мы пойдем дальше — будем восстанавливать другие спектакли.

Российская газета: Вы себя по большей части ощущаете реставратором или консерватором дягилевских «Русских сезонов»?

Лиепа: Если бы я консервировал, все бы умерло само собой. А балет — это живое искусство. Даже когда спектакль ставил Михаил Фокин, для одного артиста он делал одну версию, для другого — другую. Я сейчас собираю разные ресурсы и современному танцовщику делаю современную версию, которая была бы воспринята сегодняшним зрителем. Режиссер же не художник, который может написать картину и оставить ее, чтобы через

20 лет кто-нибудь обнаружил полотно и сказал бы: это гениально… При Дягилеве несколько спектаклей не были приняты зрителем. «Послеполуденный отдых фавна» был освистан публикой, а провал «Весны священной» для Нижинского стал очень сильным душевным потрясением. А спектакль до сих пор идет в восьми крупнейших театрах мира. Постановки по записям дожили до наших дней. Но они не законсервированы — это не банка, которая была закрыта при Дягилеве, а сейчас мы ее открыли и понимаем, что там уже все стухло. Нет. Это абсолютно современный продукт с новыми технологиями.

РГ: Андрис, когда вы стали заниматься «Русскими сезонами», у вас появилось много конкурентов? Возникли люди, которые говорили: да эта идея витала в воздухе…

 

Лиепа: На самом деле спектакли «Русских сезонов» не принадлежат ни мне, ни кому бы то ни было еще. Это народное достояние. В Мариинском театре уже после того, как мы сделали «Жар-птицу» и «Шехерезаду», выпустили «Петрушку». Потом приезжала хореограф из Лондона, восстанавливала знаменитую «Весну священную». Я думаю, что Европа на следующий год будет праздновать 100-летие «Русских сезонов», и в связи с этим, я знаю, даже созданы два или три специальных фонда и комитета во Франции и в Америке. В частности, мне звонили из Бостона, хотели что-то сделать.

 

РГ: Вместе с вами или самостоятельно?

Лиепа: Они работают самостоятельно. Но у них нет того объема, который представлен на нашем дягилевском фестивале. Ведь за три дня можно будет увидеть семь спектаклей из репертуара «Русских сезонов». И на этом мы не останавливаемся — в наших планах восстановление спектаклей «Золотой петушок» и «Павильон Армиды», поставленных когда-то Михаилом Фокиным с декорациями Александра Бенуа и Натальи Гончаровой. Сейчас я собираю материалы и ищу способы финансирования, так как это действительно дорогостоящий проект. Но как у Дягилева получалось быть виртуозом займов, так и мы сегодня стараемся следовать ему во всем.

Если денег не хватает, я докладываю свои личные.

РГ: А сколько стоит сделать один балет?

Лиепа: «Синий Бог» три года назад обошелся в 250 тысяч долларов.

Сейчас это стоит около 400. И это только постановочные расходы. А дальше идет аренда театра, которая в Москве начинается от 20 тысяч долларов; зарплата сотрудникам, гонорары звездам, участвующим в спектакле; дополнительный свет, лазер, если нужен…

РГ: Ваша психологическая роль в переговорах с потенциальными спонсорами вам тяжело дается? Когда к вам приходят люди, прежде совершенно не связанные с балетом?

Лиепа: Никто ко мне не приходит, я сам хожу. С меня шапка не упадет и корона не свалится. Я очень люблю то, чем занимаюсь. Кому не жалко денег на такие проекты, с удовольствием помогают. Но если бы мы смогли получить и государственную поддержку, нам стало бы значительно легче.

РГ: Сейчас ее нет?

Лиепа: «Русские сезоны. XXI век» — это абсолютно частный проект, такой же, как и был у Дягилева. Мы не работаем в пику другим театрам, мы просто поднимаемся снизу, а не сверху, когда люди говорят: вот вам деньги, сделайте серию спектаклей, чтобы убедить французов, что мы не хуже. У нас есть еще очень хороший проект, уже осуществленный — балеты «Жар-птица», «Шехерезада» и «Петрушка», записанные на DVD. В этом году с «Черешневым лесом» мы выезжали на остров Сан-Микеле в Венеции, и я этот диск, названный «Возвращение Жар-птицы», положил на могилы Дягилева и Стравинского. Так как много лет назад именно там у меня и созрело решение вернуть дягилевские балеты в Россию…

Сейчас наш проект, начавшийся еще семнадцать лет назад, благополучно дошел до той даты, которая должна отмечаться самым серьезным образом, — это столетие дягилевских «Русских сезонов». Первый «Русский сезон» состоялся в 1906 году — Дягилев вывез во Францию выставку «Русского портрета». 1907 год стал музыкальным сезоном, когда впервые выехали Скрябин, Римский-Корсаков, Федор Шаляпин. В 1908 году состоялись сезоны русской оперы. В 1909-м впервые в столь массовом хорошем составе выехал балет, покоривший всю европейскую публику. И с этого началось торжественное шествие русской культуры по Западной Европе. Я считаю, мы сейчас — продукт того триумфального шествия, начатого когда-то Сергеем Дягилевым. Он, как Петр I, прорубил окно в Европу для русского искусства, и влияние, которое дягилевские сезоны оказали на развитие европейского искусства в целом, переоценить просто невозможно.

Мне кажется, не было в истории ни одного такого второго проекта, который так бы связывал Россию с Западной Европой. Ведь все, что делается здесь, в России, — сугубо национальное, очень подходит нам, но Европа — совершенно другая область культуры со своим самобытным развитием. Наши фильмы они смотрят, но принять их никогда не примут и до конца не оценят русский флер, который практически не переводится. Однажды в Париже я пытался объяснить значение слова «княжич». Но вот как его перевести на французский? Или «красна девица» — на иностранном языке получается женщина с красным лицом… А балет — уникальный вид искусства, который не требует перевода. То, что видят русские, так же видят и французы, японцы, китайцы и все-все национальности. Тот смысл, который в опере и драме несет слово, в балете несет движение, пластика…

 

Дух розы

Лиепа: Когда-то восхищенное отношение к «Русским сезонам» мне привил отец. В свое время он восемь лет работал над восстановлением первого балета Дягилева и Фокина «Видение розы». Маленькая миниатюра на слова поэмы Теофиля Готье с костюмами и декорациями Льва Бакста совершила переворот в умах французской публики. Представлять собой дух розы, который залетал в окно, мог только такой уникальный танцовщик, как Вацлав Нижинский. Когда сегодня какой-нибудь мужчина атлетического сложения выскакивает под музыку Вебера в облике розы, задача перекинуть зрительское ощущение в область романтики для него кажется просто непосильной. Поймите, что даже если мы сейчас на всех вокруг оденем лепестки, нам все равно никто не поверит, что мы — дух розы. Насколько должен быть мощным талант актера, чтобы перевоплотиться в запах цветка. Это удавалось единицам. И думаю, что и для Нижинского, и для Сержа Лифаря, Антона Долина, Михаила Барышникова, Рудольфа Нуреева, и для отца спектакль становился своеобразным тестом на творческую зрелость.

РГ: А Андрис Лиепа навсегда распрощался с карьерой танцовщика?

Лиепа: Увы, у артиста балета очень короткий век. Но я не распрощался, а перешел в другое качество. В 92-м году я получил серьезную травму, после которой еще продолжал танцевать пять лет. Но на самом деле Господь делает уникальные повороты в судьбе, и я ушел в то время, когда люди вспоминали обо мне, сожалея о том, что человек ушел со сцены так рано. Потому что еще года три-четыре, и все бы начали судить: а почему же он не ушел?.. Отец, когда его спрашивали, сколько можно танцевать, всегда говорил, что танцевать можно сколько угодно — смотреть уже нельзя.

РГ: История совсем не знает исключений?

Лиепа: Есть уникальные личности. К таким относится Майя Михайловна Плисецкая. Я ставлю спектакли, концерты, посвященные ее творчеству. Когда она даже в ее сегодняшнем возрасте выходит на сцену, происходит совершенно феноменальное явление: публика следит за ней, как за факиром, работающим с коброй. Ловит каждое ее движение без единого лишнего вздоха, в абсолютной тишине.

Недавно в Мадриде проходил концерт, посвященный Майе Михайловне. На нем была королевская семья, принц Филипп. Существуют европейские нормы поведения и положения, как должен себя вести принц и люди в его присутствии. Пятнадцать минут он стоял и аплодировал, а поскольку никто из тех, кто находился в зале, не имел права сесть, пока принц стоит, нас искупали в овациях. Аплодисменты закончились, только когда я попросил закрыть занавес. Принц пришел к нам за кулисы, по протоколу он должен был поздороваться с Майей Михайловной и уйти, но мы вопреки всем протоколам стояли 25 минут, он и его супруга разговаривали с каждым артистом, которого видели на сцене. Разве не удивительное явление — балет, на самом деле стирающий все границы?

 

Дягилев в юбке

Лиепа: Парадокс сегодняшнего дня: у нас существуют короли танца, но почти нет спектаклей, целенаправленно поставленных на них. Тот объем работы, который получает любой западный, даже средний артист, совершенно не соответствует занятости лучших российских танцовщиков. У Николая Цискаридзе два-три, в лучшем случае — четыре спектакля в месяц в Большом. Когда я работал у Барышникова, у меня за два месяца выходило 38 спектаклей «Лебединое озеро». А если вы посмотрите на график работы Рудольфа Нуреева в одной из его книг, то там, например, в 81-м или 82-м году обнаружите 200 спектаклей в год!

РГ: Николай Цискаридзе рассказывал, что у него тоже иногда доходило до двадцати спектаклей в месяц, но — в разных городах России, не в Москве.

Лиепа: Такая же ситуация и у меня была, когда я танцевал. Отец мне говорил: если можешь, поезжай в Днепропетровск, в Тбилиси, в Ригу, в Харьков, да в любой маленький российский город, где есть театр и профессиональная труппа, танцуй хотя бы «Жизель» — ты должен быть все время в форме. Как спортсмен. Если нет постоянных выступлений, человек не сможет показать высокий результат на Олимпиаде. Почему люди выезжают на всевозможные турниры — нужна отдача, которую не получаешь, когда ты просто репетируешь в зале. И нужна даже какая-то экстремальная ситуация, чтобы повышать свой уровень.

 

Марис Лиепа, когда его спрашивали, сколько можно танцевать, всегда говорил, что танцевать можно сколько угодно — смотреть уже нельзя

Так вот, если возвращаться к Дягилеву, его главная заслуга в том, что он сумел создать театр для артистов. Не репертуарный, каким мы пользуемся сейчас и который так благополучно у нас в стране развивается, а театр спектаклей, которые ставятся на конкретных исполнителей. Что на самом деле правильно. И проект «Русские сезоны» мне был интересен прежде всего тем, что Дягилев делал это в оппозиции к косности наших императорских театров. Вся российская элита того времени не приняла «Русские сезоны», поэтому он и вынужден был уехать показывать эти спектакли во Франции. А моя идея была такова: поехать не на Запад, а на Восток. Я нашел очень хорошего продюсера, ведущего в России, — Надежду Соловьеву, «Дягилева в юбке», как мы ее называем. Она работает с Хворостовским, с Андроном Кончаловским, привозила Тину Тернер, Элтона Джона. Она скорее даже промоутер, и продюсерской деятельностью занимается только в каких-то исключительных случаях.

Для меня это был самый исключительный случай. Ведь моя любовь к «Русским сезонам» идет от наших домашних разговоров, от нашей семейной библиотеки. Все, что касается «Русских сезонов», черпается из тех книг и материалов, которые собирал мой отец. Он ушел из жизни очень рано, в 52 года. Мы сейчас с Илзе стараемся продолжить то, что не успел сделать отец. Он написал потрясающую книгу, которая называлась «Я хочу танцевать 100 лет». Ему самому это не удалось, но я думаю, наша семья совместными усилиями потихоньку наберет эти 100 лет, о которых он мечтал…

 

Блиц-опрос «РГ»

- В вашей жизни были спектакли или проекты, в которых вы участвовали не для души, а только ради денег?

- Честно говоря, я вообще ничего для денег не делаю. От Михаила Барышникова однажды услышал: Андрис, я нахожусь в таком возрасте и в таком положении, когда могу себе позволить не делать того, чего не хочу…

- Вы уже достигли такого положения?

- На сегодняшний день могу сказать, что все, что делаю, я делаю с удовольствием. Включая мои небалетные проекты. Мы подготовили замечательный концерт с Тамарой Гвердцители. Работали с Анитой Цой. Когда был юбилей у Михаила Шуфутинского, он обратился ко мне, не мог бы я организовать его концерт. Я сказал, что концерт делать не буду, но если он хочет, чтобы я поставил спектакль, в котором он сыграет главную роль, я готов. И я ни секунды не жалею, что этим занимался.

- Ближайшие спецпроекты Фонда имени Мариса Лиепы?

- Новогоднее шоу «Римские каникулы» и бал, которые мы уже семь лет подряд в новогоднюю ночь проводим в Гостином дворе. Представление для детей «Смешарики», которое также будет проходить в Гостином дворе в дни зимних школьных каникул. Далее, предположительно с 24 февраля по 2 марта мы представим проект на стыке хореографического и циркового искусства — с цирком «Дю Солей». А сейчас готовимся к турне по городам России и Украины с проектом «Русские сезоны. ХХI век» с восстановленными балетами из репертуара дягилевских «Русских сезонов».

- Какая ваша основная профессия сейчас?

- Режиссер и папа.

- Что бы вы никогда не сдали в багаж?

- Самое дорогое, что есть у артиста — балетные туфли. Через туфли идет связь с полом, а без пола мы танцевать не можем. Когда отец ушел из жизни, я нашел его туфли из балета «Спартак» — готовые, но еще не «танцованные», и положил ему под голову…

Без балетных туфель, заштопанных или же десять раз проверенных, чтобы они не лопнули во время спектакля, невозможно представить жизнь артиста. Рудольф Нуреев никогда не упускал их из виду в самолетах, чтобы, не дай бог, они не пропали. Я же во время перелетов сейчас не расстаюсь с диском DVD с записью балетов Дягилева и Стравинского. Это то, что я мог в память о них за пятнадцать лет создать. Надеюсь, когда-нибудь осуществится и самая моя большая мечта — сделать концерт, посвященный им, на площади Сан-Марко в Венеции…

 

Ирина Корнеева

«Российская газета»