Восьмиугольная башня, зеленые стены, все в цветастых коврах. Слева у двери — икона св. Георгия; справа — огромное окно. В нем — покрытая снегом гора. Еще есть тайная дверь, открывающаяся прямо над мчащимся Тереком — в реку сбрасывают тела ненужных уже любовников. Так выглядел балет «Тамар» у Дягилева в Париже.
«В той башне, высокой и тесной
Царица Тамара жила
Прекрасна, как ангел небесный,
Как демон, коварна и зла», — незадолго до смерти Лермонтов пересказал в стихах смутную горскую легенду о царице, заманивавшей путешественников в свой замок и убивавшей их после бурной ночи. Сорок лет спустя, восхитившийся стихами Балакирев сочинил симфоническую поэму. Из которой еще через три десятилетия — в 1912-м — Михаил Фокин сделал балет для дягилевской антрепризы.
Спектакль хвалили французские журналисты, русские критики морщились: у Лермонтова, мол, непонятно было, кто убивал путников, а тут царица собственноручно — где же тайна и романтика? Хореография «Тамар» не сохранилась — есть лишь восторженные описания лезгинки, в которой героиня сначала соблазняла незнакомца, а затем втыкала в него кинжал. Андрис Лиепа, не первый год возобновляеющий постановки, связанные с легендой Фокина (в Мариинском идет «Шехеразада», в Кремлевском балете — «Синий бог» и «Жар-птица»), вновь работает не с точными записями, фиксирующими все движения, но с воспоминаниями, дающими большую свободу. А художники Анна и Анатолий Нежные — с эскизами Бакста. Но они любят яркие краски, так что необходимость создать на сцене дягилевское «пестрое кружение синих, вишневых, оливковых пятен, быстрое мелькание длинных откидных рукавов, черных остроконечных шапок, серебряных арабесков» в равной степени вдохновляет хореографов и оформителей.
Анна Гордеева
